Раздвинув ткань руками (сейчас, когда полет закончился, она свисала свободными складками), я принялся изучать инструменты один за другим. Они были сконструированы очень прочными — наверное, чтобы могли выдержать большие нагрузки при выстреле и финальном падении, — и устроены несложно. Располагались они на своеобразном возвышении, укрепленном на полу кабины. О назначении приборов со стрелками я не взялся бы и гадать, но главное место занимали две металлические рукояти. Одна из них поразительно напоминала рукоять на машине времени сэра Уильяма: она была укреплена на шарнирах и могла двигаться вперед, назад и в обе стороны. Пробы ради я коснулся ее пальцами, потом отвел немного от себя. Тотчас же в дальнем конце корпуса послышался гул, и снаряд слегка задрожал.

Вторую рукоять венчал набалдашник из ярко-зеленого вещества. Эта, по-видимому, могла перемещаться лишь в одном направлении — вниз; но едва я тронул ее рукой, снаружи раздался сильнейший взрыв, снаряд внезапно резко покачнулся, и я не устоял на ногах.

Поднимаясь с пола, я вдруг понял, что обнаружил устройство, вызывающее зеленые вспышки, те, которые регулировали нашу скорость при посадке. Только теперь до меня наконец дошло, что механизмы на борту по-прежнему действуют, просто на время выключены, и я решил, что гораздо разумнее и безопаснее будет не баловаться с ними, а сосредоточить усилия на собственном спасении.

Вернувшись к люку, я возобновил попытки пошевельнуть колесо. К немалому моему удивлению, оно пошло гораздо свободнее, и люк даже приоткрылся на несколько дюймов, прежде чем заклинился опять. При этом сквозь щель на пол потекла струйка мелких камешков и сухого песка. Сперва я пришел в искреннее недоумение, но потом понял, что при ударе во время посадки большая часть снаряда, и в первую очередь нос, могла зарыться глубоко в грунт.

Обдумав все хорошенько, я тщательно закрыл люк, вновь направился к пульту управления и, пересилив страх, вновь нажал на рукоять с зеленой верхушкой. Через несколько секунд, слегка оглохнув и не слишком твердо держась на ногах, я вторично приблизился к люку; его опять заело, но зазор стал шире, чем в первый раз.

Потребовалось еще четыре толчка, прежде чем люк открылся настолько, чтобы в кабину хлынула целая лавина камней и песка, а следом поток дневного света. Я не стал медлить, лишь подхватил ридикюль Амелии и протиснулся сквозь образовавшуюся щель на свободу.

2

После долгого карабканья по рыхлому песку, отталкиваясь от махины снаряда как от опоры, я наконец вылез на верх грунтового вала.

Моему взору предстала такая картина: снаряд при падении вырыл огромную яму, в которой теперь и покоился. Вокруг ямы вздымалась крутая насыпь выброшенной в стороны почвы, и над всем этим плавал едкий зеленый дым, — по всей вероятности, итог моих собственных усилий. Мне трудно было судить о том, глубоко ли засел снаряд в песке при первоначальном ударе, однако я все же мог догадаться, что изрядно сдвинул его с места, пока выбирался на волю.

Обойдя насыпь по бровке, я очутился возле кормовой части снаряда, которая не только не ушла в грунт, но, напротив, нависала над нетронутой почвой. Чудовища оставили нараспашку громадный люк, занимавший все дно снаряда, и главный отсек — как я теперь убедился, он занимал две трети корпуса — был совершенно пуст: ни самих чудовищ, ни созданных ими машин. Нижняя кромка люка отстояла от песка всего на фут-полтора, так что попасть внутрь оказалось легче легкого. Надо ли говорить, что именно это я и сделал.

Всего пять-десять минут понадобилось на то, чтобы обойти отсек, похожий на пещеру, и полюбопытствовать, какие следы пребывания чудовищ он сохранил, — и тем не менее миновал почти час, прежде чем я окончательно простился со снарядом.

Как выяснилось, мой предварительный подсчет оказался точным: в отсеке помещалось действительно пять чудовищ. Кроме того, на борту находилось несколько экипажей — я обнаружил множество перемычек и захватов, которые крепили их во время полета.

В глубине отсека, у стены, разделяющей снаряд надвое, я натолкнулся на обширный полог, размер и форма которого со всей несомненностью свидетельствовали о том, что чудовища кроили его для себя. Не без внутреннего трепета я заглянул под полог… и тут же отпрянул. Да, именно отсюда управляли высасывающим кровь шкафом в отсеке для рабов: мне бросился в глаза набор игл, ланцетов и пипеток, соединенных прозрачными трубками с большим стеклянным резервуаром, где все еще плескалось целое озеро крови. Именно здесь, при посредстве этого механизма чудовища-вампиры отнимали жизнь у человеческих существ!

Отбежав к разверстому краю отсека, я выдохнул из легких скопившееся там зловоние. Я был до глубины души потрясен увиденным и буквально дрожал от отвращения.

И все-таки чуть позже пришлось добровольно вернуться в утробу снаряда. Надо было осмотреть разнообразное оборудование, оставленное чудовищами, — и тут, в процессе обследования, я сделал открытие, что все усилия, приложенные мною к освобождению, были затрачены попусту. Оказывается, стенки снаряда были двойными, и от главного отсека начинался лабиринт узких проходов, прорезавших корпус почти во всю его длину. Карабкаясь по этим проходам, я в конце концов попал через люк в полу, которого раньше почему-то не заметил, в кабину управления.

Трупы двух марсиан служили достаточным напоминанием о том, что мне довелось пережить на борту снаряда, и я поторопился вернуться в главный отсек. И совсем было собрался спрыгнуть на почву пустыни, когда меня осенило, что в этом полном опасностей мире не худо бы иметь в руках хоть какое-нибудь оружие. Я обыскал весь отсек в поисках любого предмета, который отвечал бы этой цели; выбирать было, в общем, не из чего, поскольку все переносное имущество чудовища забрали с собой… Но, по счастью, я вовремя вспомнил о ланцетах за пологом.

Наполнив легкие свежим воздухом, я поспешил к зловещей занавеси. Как оказалось, ланцеты удерживаются на своих местах простыми зажимами; мой выбор остановился на лезвии примерно девяти дюймов длиной. Отвернув зажим, я вытер его досуха о ткань ближайшего противоперегрузочного кокона и бережно уложил в ридикюль Амелии.

И вот наконец я покинул транспортный снаряд марсиан и вышел на просторы пустыни.

3

Куда же теперь податься, где найти укрытие? Мне было известно, что неподалеку расположен другой город — я видел его на экране во время посадки, — но в каком направлении вести поиски, я не имел ни малейшего представления.

Прежде всего я взглянул на солнце. Оно стояло почти в зените. Сначала это озадачило меня: снаряд запустили в середине дня, да я еще проспал несколько часов. И только потом до меня дошло, что мы улетели очень далеко от места старта. Летели мы на запад, следовательно, я попал в тот же самый день, но на противоположной стороне планеты!

Однако всего важнее было то, что в моем распоряжении еще оставалось часов пять-шесть до заката.

От снаряда я направился прямиком к обнажению скальных пород, отстоящему от ямы ярдов на пятьсот. Это была самая высокая точка, какую я сумел высмотреть, и мне подумалось, что с нее можно будет обозреть весь район.

Признаться, я не обращал особого внимания на то, что меня окружает, мои глаза были прикованы к почве у меня под ногами. Чудесное спасение не придало мне бодрости, я был вновь охвачен унынием — чувством, давно мне знакомым: оно владело мной с того самого дня в Городе Запустения, когда у меня похитили Амелию. Трезво рассуждая, не произошло никаких событий, которые бы прямо напомнили мне о ней. Но всякий раз, когда обстоятельства позволяли мне отвлечься от каких-то неотложных бед, мысли мои неминуемо обращались к горестной утрате.

Вот почему я прошел, наверное, полпути к скалам, прежде чем заметил, что творится вокруг. Не составляло большого труда понять, что здесь совершили посадку не один, а много снарядов. В моем поле зрения их насчитывался добрый десяток, а немного поодаль стояли в ряд три многоногих наземных экипажа. Самих чудовищ, равно как и тех марсиан, которые их сюда доставили, видно не было, хотя я прекрасно понимал, что чудовища, вероятно, успели укрыться за броневыми панцирями своих экипажей.